В среду, 12 июля, в Кировском театре кукол имени А.Н. Афанасьева пройдёт бенефис Заслуженной артистки России Надежды Мазик «Звёзды зажигаются за ширмой». Надежда Андреевна служит театру уже полвека, на её творческом счету сотни сыгранных ролей и множество наград, в том числе – специальный приз правления Кировского отделения Союза театральных деятелей «Сердце, отданное театру».
Накануне бенефиса корреспондент портала Kirov.Ru встретился с Надеждой Мазик. И вот что она ему рассказала:
НАЧАЛО
– Мне повезло. Мне довелось поработать со многим режиссёрами, которые учили меня мастерству. Да, было по-разному. Анатолий Николаевич Афанасьев, например, доверил мне в 1974 году главную роль в спектакле «Как за Вяткой за рекой» по пьесе, которую для нашего театра написали два замечательных вятских автора Константин Верхотин и Юрий Батуев, хотя я тогда и года ещё не проработала. А Вадим Анатольевич Афанасьев, наоборот, поначалу не очень-то мне доверял. Зато потом мы начали друг друга едва ли не с полуслова понимать. Читаю, было, пьесу, ещё не зная распределения ролей, и думаю: он, наверное, вот эту роль мне даст. И он именно её мне и давал.
В театр я пришла по конкурсу. Мы прошли отборочные туры, и нас взяли с испытательным сроком на полгода как учеников. Дали кукол и говорят: учитесь. «А кто нас будет учить?», – спрашиваю. «А никто», – отвечают. Смотри сама, что ты делаешь, как ходишь, как садишься, как встаёшь – и это всё должна уметь делать кукла. Иногда старшие подсказывали, конечно, помогали. Но заниматься очень много приходилось, чтобы научиться мастерству, чтобы кукла у нас в руках жила, а ведь это самое важное. В то время мы работали, как правило, за ширмой, и кукловождению уделялось очень большое внимание. А куклы были тростевые, тяжёлые, не всегда удобные, так что на репетициях порой просто руки отнимались. Но мы одержимые были, нам это нравилось – и мы этим занимались.
Из театра тогда, так получилось, много актёров ушло: кто-то уехал, у кого-то жизнь кончилась. И нас, можно сказать из огня да в полымя бросили, очень много работы давали. Но вводили постепенно. Я, например, в спектакле «Аленький цветочек» играла старшую сестру, но самой куклу водить мне разрешали только в первой картине: смотрели, как я уровень держу, чтобы кукла за ширму не опускалась, как за полом слежу. А в двух остальных картинах водил другой, а я просто озвучивала. Потом разрешили две картины поработать и только потом – весь спектакль.
Гладко не всегда шло. Был у нас спектакль для взрослых «Иосиф Швейк против Франца Иосифа», его поставил режиссёр Михаил Михайлович Королёв, а я там играла баронессу, которая навещала больных. Хорошая такая куколка была, вся в формах. Идёт сцена. «Гутен таг, зольдатики», – говорю. «Здрасьте, баронесса», – отвечают. «Принесли мы, братики, вам немного эссен», – продолжаю. И тут у моей куколки отваливается рука. Но сообразила, выкрутилась. Развернула куколку другой стороной к залу и пошла. А что делать?
ГАСТРОЛИ
– Театр очень много гастролировал – семь месяцев в году были гастроли. Особенно по области – мы исколесили всю область. Месяц ездим, потом на на несколько дней домой, переоденемся и снова в путь. А два раза в год у нас были гастроли обменные, мы ездили по городам Советского Союза. В театре было две группы: пока одна гастролирует, вторая репетирует спектакль, потом менялись. План был 720 спектаклей в год, в том числе 4-5 премьер. Нагрузка была серьёзная, но мы были молодые, нам всё было интересно. Зато за счёт театра мы покатались по стране, много что видели.
И, конечно же, были фестивали. При этом наш директор, Майя Николаевная Лабунец, старалась делать так, чтобы в каждом фестивале участвовала вся творческая группа, включая тех, кто в спектакле не занят. Ребята-актёры ездили монтировщиками, реквизиторами для того, чтобы посмотреть, как в других городах актёры работают, обменяться опытом, подружиться, послушать независимых критиков, это подстёгивало, был очень хороший стимул. Длились фестивали тогда по 5-7 дней, а не по два-три, как сейчас. Но театр деньги всегда находил.
КУКЛЫ
– У нас артисту не просто вживаться в роль. Это драматический актёр может какие-то внутренние эмоции передать лицом или телом, у нас актёр должен всё это своей рукой передать кукле в соответствии с той задачей, которую перед ним поставил режиссёр. И кого бы я ни играла: воробья, муху, цыплёнка, – у любого моего персонажа есть своя походка, свой взгляд, есть характер, и я этот характер через свою куколку должна сыграть так, чтобы зрители, не видя меня за ширмой, моей кукле поверили. А это сложно.
Какая кукла тебе достанется – это зависит от режиссёра, от художника, от механика. Ты с ней знакомишься и начинаешь её оживлять, когда роли уже распределены. При этом схожести между тобой и куклой, как правило, никакой нет. С куклой, которая похожа на меня, я работала за всю свою жизнь только один раз в «Женитьбе» по Гоголю. Но это было осознанное решение режиссёра и художника.
Какие-то коррективы, конечно, актёр в свою куклу иногда внести может. Так, в спектакле «Принцесса и эхо», где я играла старшую дочку, мне показалось, что причёска у моей героини как-то не очень подходит к её характеру. Я пошла к художнику, а художник у нас тогда работал совершенно замечательный, Марина Зорина, и предложила вместо распущенных волос сделать куколке на голове валик. И это сработало. Или вот: был у нас в своё время очень хороший механик кукол Данил Морданов, изумительный мастер, очень удобную механику делал. Он просто приходил к актёру и спрашивал, как ему удобнее сделать гапит, под какой пальчик глазки поставить. С ним мы не знали никаких бед, было хорошо и удобно.
ТРАДИЦИИ
– Когда мы пришли в театр, все спектакли были за ширмой. Выходить из-за неё мы начали, наверное, только в 80-е, когда поставили «До третьих петухов» по Шукшину, но там было совмещение – и живой план, и ширма. Потом появилась «Женитьба», это был 1987 год, там мы уже работали планшетными куколками и зрители нас видели. Жаль, что недолго мы этот спектакль играли. А сейчас спектаклям за ширмой очень мало времени уделяют, потому что это сложно. Сейчас планшетными куклами в основном работают. Либо чёрный кабинет, где актёр в чёрном работает, ходит, как чёрная тень. Либо просто открытый приём. Поэтому зритель у нас сейчас всё видит.
За ширмой очень сложно работать, за ней видно только куклу. И чтобы тростевая кукла, она самая сложная, могла ходить, смотреть, стоять, реагировать и даже глазки строить – да так, чтобы зрители увидели и поверили, это действительно трудно. И поэтому режиссёры сегодня идут по легчайшему пути, предпочитая работать с планшетками. Тем более что сейчас столько всяких возможностей появилось: огромные декорации, которые стремительно двигаются и меняются, световые эффекты, видеоряды, – придумать можно всё, что угодно. Считанные театры остались в России, которые за ширмой работают. В основном – национальные, где есть определённые традиции, которые не позволяют других решений. А у нас эта традиционность уходит, и это печально.
Молодёжь разная приходит. Некоторые с амбициями, мол, училище закончил и всё умею – но только дело до кукол доходит, апломб куда-то улетучивается. Вот, года два или три назад приехали к нам ребята из Ярославля, молодые, красивые, пластичные, поют, играют, смотреть приятно. Спрашиваю: «Ребят, а вы с тростевыми-то куклами работали?». «Да», – говорят. «А что вы делали?». «Этюд, – отвечают. – Вальс». И больше ничего. Так что доучиваться им тут у нас приходится уже на практике. Подходят, спрашивают, вроде даже стараются. Но чтобы этим мастерством овладеть, нужно же работать всё время – ну, только что не спать с куклой, чтобы научиться.
