О послевкусии, о том, что важно поколениям, взгляде на свою жизнь со стороны и про то, чего не хватает кировскому зрителю. Режиссёр Кирилл Заборихин готовит премьеру в «Театре на Спасской». Его «Последние дни Базарова» полюбились зрителям и стали украшением сезона. Теперь новая работа, о которой мы сегодня поговорим – «Прощание с Матёрой» по повести Валентина Распутина.
– Кирилл, и вот вы снова в Кирове. На этот раз создаете на сцене «Театра на Спасской» спектакль «Прощание с Матёрой» (16+). Что вы успели сделать за то время, что вас не было в нашем театре? Вы что-то создали?
– Поставил две работы. В Орле спектакль «Про мою маму и про меня» и в Пензе поставил «Буратино». Для меня это была очень серьезная работа. Всегда очень переживаю, когда ставлю детские спектакли.
– Какие впечатления остались от работы на спектакле «Последние дни Базарова»?
– История с «Базаровым» в целом сложилась очень удачно. Это касается и команды, и материала. Эта история длится с лаборатории, и всегда есть опасения выхода из лабораторной ситуации на репертуар. Но в данном случае они не оправдались. Перенос на большую форму получился. Мне радостно, что спектакль находит отклик у зрителей, потому что пишут много отзывов и в группу театра, и мне в личные сообщения, и Андрею Шошкину, композитору спектакля. И это подтверждает, что постановка нашла своего зрителя.
– Некоторые зрители ходят на спектакль неоднократно и всякий раз находят в нем что-то новое. Какое у вас осталось послевкусие от этого спектакля?
– Мне кажется, что «Базаров» – это тот вид «живого театра», в котором на каждом спектакле пульсируют какие-то новые вещи. Важно, что у артистов к нему такое трепетное отношение. И, мне кажется, там есть какие-то вещи «на вырост» для понимания артистов. Это хорошая история для театра, когда спектакль живёт и новые грани в нём находит не только зритель, но и исполнитель. Я его снова буду смотреть, как всегда из-за кулис, чтобы увидеть, какие там движения появились внутри рисунка.
– Мы уже говорили, что над любым спектаклем вы «работаете по любви». Любовь возникает сразу? И как складываются отношения в работе над спектаклем «Прощание с Матёрой». Как прошла встреча с артистами, с которыми вы ещё не были знакомы?
– Любовь, как и театр, – вещь живая. Она в каждом случае возникает по-разному. Процесс, который идёт сейчас, он сложнее, чем «Базаров». В «Прощании с Матёрой» сложный материал, сложная работа с инсценировкой. В «Базарове» мы очень заранее придумали ход, а здесь я его придумываю на ходу в процессе работы. И, конечно, страшно было встречаться с артистками старшего поколения. До этого я много работал с молодёжью. Но первая встреча произошла прекрасно. Друг друга услышали и поняли. Очень много разговаривали, где-то поплакали, где-то посмеялись и, самое главное, поняли, что мы смотрим в одном направлении. Это важно. У нас сейчас как раз молодое поколение не во всём согласно с материалом, и на репетициях происходит спор «отцов и детей». Это так важно! Это надо записывать и брать в спектакль, потому что «Матёра» она про это. Про то, что одному поколению важно одно, другому – другое. Поэтому внутри репетиций идёт очень живой личностный процесс. И это классно.
– В постановке «Прощание с Матёрой» очень необычный формат площадки. Почему?
– Мне показалось, что одна из главных тем внутри нашего воплощения – это взгляд на свою жизнь со стороны. Мы всё это решаем через Дарью (артистка Татьяна Махнёва). Дарья всё время находится в поиске: «Зачем я жила? Для чего? Правильно ли? И вообще, я ли это жила?». И у неё есть потрясающая фраза: «Мне кажется, что кто-то здесь есть, но кто – не пойму». И это ощущение присутствия: кто это? Зритель? А она в это время находится в зрительном зале. И вот эта перемена мест мне кажется очень правильной. Во-вторых, в этот раз я работаю с художником, и мы говорили, что зрительские ряды при правильном свете очень похожи на волны. И вот эта история затопления, волны, кладбище – условная узнаваемая форма. Поэтому мы решили попробовать развернуться в этом пространстве.
– Кстати, о художнике. Расскажите о нем поподробнее.
– Да! Миша Маслов – это такое удачное знакомство! Он не сценограф, у него нет опыта работы в театре, это его первое соприкосновение со сценографией. Он архитектор, прекрасный архитектор из Нижнего Новгорода, и под его руководством работает целая команда. В целом он человек очень творческий и художественно подвижный. Мы с ним познакомились, когда я работал над спектаклем «Река Потудань». Это была очень интересная история – спектакль проходил в Волге, в воде, и Миша там присутствовал как зритель. После спектакля он ко мне подошёл и сказал: «Кирилл, я бы хотел себя попробовать в театре». И мне это показалось любопытным, тем более что когда я подошёл к созданию «Матёры» и решил, что действие будет происходить в зрительном зале, мне показалось уместным пригласить для работы Мишу. Потому что здесь работа не только сценографическая, а работа с архитектурой зала «Театра на Спасской». Миша придумал прекрасное пространство и внедрил туда вымышленный остров. И вот на этом стыке, мне кажется, происходит очень интересное решение.
– Как вы считаете, чем определяется интерес зрителя к материалу? Может быть, внешними факторами или наоборот, это внутренние составляющие, которые есть у каждого человека и которые объединяют общество?
– Мне кажется, что интерес зрителя к материалу – это такой же вопрос, как интерес режиссёра к материалу. Мне интересен материал, где есть мои же боли. Думаю, у зрителя такая же история. Ты всё равно – хочешь, не хочешь – идёшь смотреть на себя. Хочешь найти какие-то ответы. А мы как раз с Татьяной Махнёвой говорили, что и авторы, писатели создавали произведения, чтобы вопросы задавать, а не давать на них ответы. И мне кажется, что в плане работы с «Матёрой» мы должны задать вопросы, не давая ответа. Ответы должны прийти сами.
Что же касается того, кому адресован будет этот спектакль, какова его «целевая аудитория» то тут пока не выпустишь материал, не угадаешь, кому он будет интересен. Наши мастера говорили нам ещё на учебе: о чём спектакль, ты понимаешь только на премьере, не заранее. И какой зритель будет у этого спектакля понятно будет только потом. Хотя из-за того, что у нас на репетиции происходят очень интересные споры, мне кажется, что в этом материале есть удачная история, что к одной части подключится один зритель, а к другой – другой. В «Матёре» есть с чем согласиться и не согласиться. Мне кажется, что это важно и интересно будет зрителю любого возраста.
– Чем обусловлен выбор материала?
– Я давно знаком и живу с этим произведением Валентина Распутина. Мне было жутко жалко всех персонажей этой повести. Это когда в «Театре на Таганке» делали «А зори здесь тихие», у Любимова всё время спрашивали, про что спектакль. И он говорит: «Мне девок жалко». И этой энергии мне было достаточно для выбора материала. Здесь мне ужасно жалко этих бабушек, и хватает энергии, чтобы этот материал полюбить. Во-вторых, абсолютно непонятно, как это ставить, так как это совершенно не театральная история. А я уже про это говорил: если не понятно, то ставить надо! И ещё. Я никогда не работал с писателями-«деревенщиками». Один раз я делал «Реку Потудань» Платонова. Но Платонов немного иной деревенщик. Мне хочется поспорить с тем, как «деревенщиков» ставят. Потому что я смотрел несколько постановок «Прощания с Матёрой», смотрел нескончаемое количество постановок по рассказам Шукшина. Иногда есть ощущение, что одно от другого очень сложно отличить. Почему-то, когда мы работаем над «деревенщиками», мы играем каких-то дураков. А мне хочется к «деревенщику» подойти с точки зрения иконописи. И персонажи в этом материале все иконописные, условные. Как зритель знает уже по «Базарову», я чаще всего ухожу от бытового, я не люблю быт на сцене. Хочется найти внутреннюю природу того, что происходит с этими бедными бабушками.
– В момент написания повесть несла довольно острую социальную нагрузку. Насколько это актуально сейчас?
– Я не касаюсь социальной составляющей материала. Мне не интересен конфликт города и деревни. Мне интересна тема памяти, насколько мы соединены со своими мёртвыми и со своими живыми. И какая связь сильнее.
У Маркеса есть потрясающая фраза в «Сто лет одиночества»: «Человек – вольная птица до тех пор, когда мертвец не свяжет его с землей». И мне кажется, что наша новая постановка про это. Нескончаемые могилки, которые самые важные на свете. Дарья говорит: «У меня по ту сторону уже больше моих, чем по эту. Как я могу их оставить».
– Вы определили жанр грядущей премьеры как «молитва в одном действии». Почему молитва?
– Потому что мы весь спектакль ведем через Дарью и её разговор с самой собой, со зрителем, с партнером, с Богом. Там есть момент, когда она уже не знает, в какую сторону говорить, и переходит в молитву. Весь её монолог – молитвенный. Потому что молитва – это просьба. И мне кажется, что Дарья постоянно, на протяжении всего спектакля просит. Просит ответов, просит каких-то знаков... И я не случайно уже касался в нашем сегодняшнем разговоре темы иконописи. Я, например, разрабатываю костюмы, и они будут одинаковые у всех. И я искал цвета с икон. Определённый красный, в котором часто рисуют Богородицу. И это не случайно. Для меня эти бабушки, прописанные Распутиным, – это лики, это даёт мне нужную художественную энергию. Даже когда ты говоришь об иконописи, о молитве, – это уже создает определённый настрой. Ты понимаешь, как это будет по звуку в самом спектакле. В «Прощании с Матёрой» мы снова работаем с композитором Андреем Шошкиным. Мы очень много работаем, чтобы уловить этот звук.
– Когда вы работали над «Базаровым», то говорили, что Тургенев сам по себе очень музыкальный. А какой Распутин? И само произведение?
– А это произведение скорее шумовое. Оно на каких-то разнозвучиях построенное. Совершенно не музыкальное: огонь, вода, дерево, которое рубят, крик зверька, хозяина острова, плач, стоны Кольки во сне. Здесь много-много каких-то звуков, какая-то тревожная, красивая какофония.
– В Киров вы приехали уже не в первый раз и успели познакомиться и с городом, и со зрителем, и с репертуаром. Как вы считаете, чего не хватает кировскому зрителю?
– «Прощания с Матёрой» (улыбается). Это правда, потому что у «Театра на Спасской» очень интересный репертуар. Он сделан как «слоёный пирог», и для каждого зрителя есть спектакль. А вот «Прощание с Матёрой» – это что-то новое в плане материала. И есть возможность ещё больше раскрыть старшее поколение актрис. Потому что общее впечатление про «Театр на Спасской» – это театр молодёжный. А мне, например, бабушка говорит: «Как ты выкопал этот материал? Это же мое поколение читало». А мне кажется, что как раз на стыке таких разных историй и появляется очень глубокий смысл.
Фото из личного архива Кирилла Заборихина
Подписывайтесь на наш телеграм-канал. Оперативная информация в удобном формате.
